Олег Макаров. про Сарнов: Маяковский. Самоубийство (Биографии и Мемуары, Литературоведение) 22 09
Sello, я вот примерно это же написал в пробном предвыпускном сочинении по литературе в 1984 году. С примерами, разбором стихов и т.д.
Учительница поставила 5 и сказала, что в целом согласна, «но ты, пожалуйста, ни в выпускном, ни во вступительном такого не пиши».
Оценка: хорошо

Sello про Сарнов: Маяковский. Самоубийство (Биографии и Мемуары, Литературоведение) 22 09
Как бы ни убеждал меня автор, что Маяковский и после революции остался "большим лирическим поэтом", приводя в пример отдельные строчки и даже четверостишия, действительно, очень эмоциональные и сентиментальные - удачные, порой замечательные просто, я более склонен придерживаться мнения Пастернака. Революция сделала из Маяковского "горлопана и хулигана" и, увы, графомана, рифмующего бездарные стишочки. Кстати, он сам понимал, пристегивая лирические четверостишия к агиткам, что как поэт - никакой. А до революции, да, это был-таки Поэт. Очень своеобразный - соперник Северянина. Глыба.
Оценка: хорошо

Sello про Сарнов: Скуки не было. Вторая книга воспоминаний (Биографии и Мемуары) 27 07
Решил "добить" этого автора. Это его произведение, единственное, которое до сих пор оставалось мной непрочитанным, резко отличается от остальных. В том смысле, что оно, написанное добротно, не вызвало особых у меня эмоций. Где-то даже возникло отторжение. Во-первых, многократные "отмазки" писателей, которые ему были симпатичны, но совершали неблаговидные поступки. Да, время было такое, веселое. Советских писателей власть заставляла идти строем, петь осанну - хором - любимым вождям. А там, где царит видимое единомыслие, обязательно находятся бунтари, не согласные ходить солдатским шагом. Посему вполне логичны и предательства, и наветы, и коллективные осуждения в подобной атмосфере. "Отмазки" - задним числом, взглядом ошаривая прошлое из настоящего, - делать вполне легко и даже (!) удобно: автор старается выглядеть эдаким всепрощающим человеком - подобно воспитателю, что снисходительно смотрит на фокусы своего ученика.
Во-вторых, этот метод не сработал в отношении Солженицына, хотя Сарнов признается, что его вначале чуть ли не боготворил. Автор "Архипелага ГУЛАГа" породил немало противоречивых оценок своего творчества. Раз. И два. Его личностные качества у многих современников не вызывали особого восторга. "Отшельник из Вермонта", поначалу принятый американцами с восторгом (эва, какой вставил штуцер Советской власти!), затем стал тамошнюю интеллигенцию тяготить, нудя на каждом перекрестке, как надо переобустроить и обустроить Америку.
Вернувшийся в Россию, Солженицын предстал - со своими "трансформированными" взглядами - отнюдь не мессией, которого все ждали, а озлобленным догматиком, мракобесом. И из многочисленных воспоминаний писателей вырисовывался несимпатичный портрет человека, который приспосабливался тоже по-своему, тоже предавал близких, выпячивая свое "я" и не обращая внимания на мнения других. Характерна была его "защита" Сахарова во время Шестидневной войны на Ближнем Востоке, когда он заявил, что надо бы сделать так, чтобы в обращении к власти это не выглядело как одобрение действий Израиля. Ну, и его письмо к Хрущеву в 1962 году, в котором он просит(!) у руководителя страны совета, как надо и на какие темы писать.
Все это звучало у Сарнова бы искренне, если бы он не свел портрет Солженицына к антисемитизму последнего. То есть объяснял все его писания, действия и поступки нелюбовью к евреям. Вопрос, был ли Солженицын антисемитом, остается открытым - его слова трактуют и так, и эдак. Как кому выгодно.
Короче, все произведения Сарнова воспринимал я благожелательно и с интересом. И того они стоили. Вот это - разочаровало.
Оценка: неплохо

Joel про Сарнов: Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма (Культурология, Языкознание) 31 08
Весьма познавательная книга. Особенно она актуальна для любителей "СССР 2.0" - чтобы знали, к чему им готовиться. Впрочем, с ускоренной северокореизацией России, готовиться им осталось недолго.
-
Когда волнения в Венгрии осенью 56-го достигли критической точки и стало ясно, что вторжения советских войск не избежать, Имре Надь (тогдашний премьер-министр Венгерской Республики) обратился за помощью в Организацию Объединенных Наций.
До этого деятельность товарища Надя в нашей печати освещали по-разному: то обвиняли его в правом уклоне, популизме и других смертных грехах, то именовали верным ленинцем и чуть ли не единственным в Венгерской компартии последовательным борцом за социализм.
24 октября Надь вновь (уже во второй раз) стал премьер-министром Венгрии. Но спустя несколько дней — 3 ноября — было создано «Временное революционное рабоче-крестьянское правительство» во главе с Яношем Кадаром. Оно и обратилось к советскому руководству с просьбой о вторжении. И тут уже стало ясно, что песенка Надя спета.
Хорошо зная нравы своих бывших товарищей, он укрылся в югославском посольстве.
Когда мятеж был подавлен, советские власти обратились к Югославии с требованием выдать Надя. И после долгих переговоров те в конце концов его выдали, заручившись обещанием, что никакая суровая расправа ему не грозит.
Наши такое обещание с легкостью дали. И с такой же легкостью его нарушили: Имре Надь был расстрелян.
Я тогда — по молодости лет — был потрясен этим беззастенчивым, а главное, как мне тогда казалось, совершенно бессмысленным коварством.
— Главное — зачем?! Ведь в этом же нет никакого смысла! — сказал я тогдашнему своему дружку Илье Звереву, одному из немногих, с кем рисковал откровенничать на всю катушку.
Главная мысль моя заключалась в том, что моральные потери, понесенные в этом случае нашей родной советской властью, не диктовались никакой политической целесообразностью. В сущности, я мусолил (может быть, и не догадываясь об этом) знаменитую мысль Талейрана по поводу расстрела Наполеоном герцога Энгиенского: «Это хуже, чем преступление: это — ошибка».
Но Зверев отрезвил меня одной короткой фразой.
— Смысл в этом как раз есть, — сказал он.
И на мой немой вопрос пояснил:
— Чтобы все знали, что выход из банды карается смертью.
-
Поставлю "хорошо".

reyda_linn про Сарнов: Сталин и писатели. Книга третья (История, Биографии и Мемуары, Публицистика, Литературоведение) 11 07
Мне кажется, я понимаю, почему у книг Сарнова такой низкий рейтинг на Либрусеке. Автор подходит к любой теме, как истинный интеллигент, подает ее во всей сложности и неодназначности - поэтому итог может показаться несколько размытым. Читатель попросту не понимает, "что хотел сказать автор". Но ведь Сарнов пишет о реальности, а она - реальность - сложна и неоднозначна. Ругают Сарнова за неумеренное цитирование, а ведь это - лучшее в книге, вместо авторской интерпретации поступков того или иного персонажа (реального человека!) Сарнов позволяет ему высказаться за себя. И не спешит навязывать читающему свое собственное мнение. По-моему, книги великолепные

Astrowalk про Сарнов: Сталин и писатели. Книга первая (История, Биографии и Мемуары, Публицистика, Литературоведение) 06 05
Сарнов не знает меры в цитировании. Длиннейшие цитаты разрушают целостность восприятия авторской позиции. Возникает подозрение - а не халявщик ли автор? За объём ему платят?

Astrowalk про Сарнов: Феномен Солженицына (Биографии и Мемуары, Критика) 15 04
С очень многим не согласен. Но читать интересно, хотя книга говорит больше о Сарнове, чем о Солженицыне. Вырисовывается образ автора - довольно-таки мелкий человек. О таких здорово сказала Лидия Чуковская: "Подарили стаду гения, а оно мерит его своими мерками". Вообще, это индикатор: если некто утверждает, что лучшая вещь Солженицына - "Иван Денисович", то ни хрена этот некто не понял в Солженицыне. Скорее всего, Сарнов сформировал своё отношение в поле еврейской солидарности против "антисемита" Солженицына (ещё один индикатор, поскольку никакой Солженицын не антисемит).

Adjort про Сарнов: В стране литературных героев (Детская литература: прочее) 06 12
В детстве у меня была схожая по жанру книга, только в ней фигурировали вопросы, направленные на эрудицию и технократические знания через литературных и киногероев. Теперь мечтаю найти и перечитать ее :)
Я филолог. Это значит, что литература влилась в меня чуть ли не с рождения, и продолжает увиваться за мной и сейчас, и, думаю, пожизненно. Вся моя память пересыпана каким-то событиями, фактами, очерками, критикой, домыслами и фантазиями. Когда-нибудь я придумаю себе флай-леди для мозгов и буду счастливый сам-себе-каталогизатор.
Но пока все знания находятся в хаосе, но в алфавитном порядке.
Этак книга - для подростка, героем которой и является товарищ Гена, парень сообразительный, искренний, но влюбленный куда больше в математику и реальность. Написано легко и хорошо. Я освежила некоторые сведения, что-то вообще впервые узнала (например, про черновые заметки "Золотой рыбки" Пушкина).
в общем, книга вдохновила на дальнейшие изыскания. Сейчас вот задумчиво качаю Марка Твена :) (и попутно внезапно узнаю, что это -- псевдоним)
Всю книгу терзает вопрос: "Что такое "телетайп"? То есть, как-то я его себе представляю, но неубедительно.
И да. Сначала позавидовала тем, кто слышал эти радиопередачи, потом подумала и уже позавидовала себе. Честно говоря, советские аудиопостановки чаще всего угнетали меня своей звонкой неправдоподобностью. Голоса хорошие, эмоции -- правильные, а слушается с ужасом. (Хотя, наверное, дело в том, что я совершенно не воспринимаю информацию на слух, оберегая себя от аудио и видео :) )
Все, книга оборвалась через переплетение тропов. Где-то впереди маячит вторая часть и советские радиоголоса моего чтения

Sello про Бенедикт Михайлович Сарнов 04 07
Пробегал мимо, заглянул, что бывает, случайно. Жаль, очень жаль, что такого автора - интересного, много дающего читателю, - мало в "электронной обработке". А может и к лучшему, бог знает: я все, что здесь не присутствует, за исключением "Скуки...", читал в книгах. Все-таки книга дает иной эффект - воспринимается глубже. Но автор - класс!

Барнаул про Сарнов: Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. (Культурология, Литературоведение) 20 03
С очень многим не согласен. Но читать все чрезвычайно интересно.

nightrunner про Сарнов: Сталин и писатели. Книга третья (История, Биографии и Мемуары, Публицистика, Литературоведение) 08 10
Однажды товарищ Сталин ел селедку. Селедка была второй свежести. После селедки товарищ Сталин сел писать письмо. "Подложили враги тухлую селедку" - написал товарищ Сталин - "Но товарища Сталина не проведешь." Поскольку письмо было про литературу, а не про селедку, первую часть товарищ Сталин вычеркнул. Исходя из этого мы можем смело заявить что "Тихий Дон" написал не Шолохов.

Santa Lucia про Лазарев: Сероводородная Афродита (Юмористическая фантастика) 16 04
Блин, не ожидала такого стеба! Смешно, на самом деле смешно, и подчеркивает пафос, которым грешил Ефремов =))

chahlik про Лазарев: Сероводородная Афродита (Юмористическая фантастика) 15 04
Не читавших Ефремова - не беспокоится. Отличная пародия.

Boris про Сарнов: Сталин и писатели. Книга первая (История, Биографии и Мемуары, Публицистика, Литературоведение) 17 01
очень интересно с фактической, документальной точки зрения.
Но глобально - отсутствует тенденция, обобщающий взгляд на проблемы взаимоотношения власти и культуры.
Лес не виден из-за деревьев, картина утонула в деталях, сюжеты разбегаются...
Куда интереснее в этом смысле для меня "История русской культуры 20 века" С. Волкова

rtye09 про Сарнов: Сталин и писатели. Книга первая (История, Биографии и Мемуары, Публицистика, Литературоведение) 09 01
Никто литературу не уничтожал ни тогда, ни сейчас. Это отмазка бездарных писателей. У кого есть способности, тот писал и пишет хорошие книги, у кого нет - подвизается на ниве критики...

Птица Воробей про Сарнов: Сталин и писатели. Книга первая (История, Биографии и Мемуары, Публицистика, Литературоведение) 09 01
Обилие документов, писем, свидетельств очевидцев. Следовательно, и обилие стилей. Поэтому читать нелегко.
Но очень интересно. Неожиданно возникающие вопросы: кто такие писатели - тогда? Кто такие писатели - теперь? Кто уничтожал литературу тогда? Кто уничтожает литературу теперь?
Нелегко читать. И всех очень жаль. И все очень раздражают. И все - правда.

Ingwar про Сарнов: Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. (Культурология, Литературоведение) 25 09
Солидарен с Kelle и хочу добавить.
Вначале автор доказывает, что в дореволюционной России было несколько непересекающихся культур, носители которых слабо понимали друг друга.
Ну а потом переходит к шельмованию "нового" советского человека, основываясь при этом исключительно на литературных источниках.
При этом автор ловко использует недобросовестные приемы. Например, он отождествляет литературных персонажей того же Зощенко с реальными людьми, ставит между ними знак равенства.
Применяя это же прием к XIX веку можно доказать, что российское общество состояло из Маниловых, Собакевичей, Коробочек и других малосимпатичных персонажей.
Бедный - бедный автор. Как много зла, горечи и желчи в его душе.
Апологет западных ценностей.
Видели, знаем.
А ведь когда - то хорошие книги писал. Книга «В стране литературных героев» в детстве была у меня одной из любимых.

Килька про Сарнов: Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. (Психология, Философия) 20 07
Опять Либресеку - УРА! Опять нашлась книга, которая нигде не находилась. И не напрасно: интересная, умная, не бесспорная, язык хороший.
А что Сарнов думает о Зощенко... хм. Интересно, что Зощенко подумал бы о Сарнове. Да это все не важно. Важно, что есть люди, которые действительно знают литературу, да еще и мнение свое могут изложить так, что мне интересно.)))
Все, что здесь у Сарнова, буду читать с огромным интересом.

cooptima про Сарнов: Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. (Психология, Философия) 30 06
Характерный фрагмент книги:
>> Не только привыкнуть к тому, что «мы – не русские», но даже всерьез осознать, что «мы – не те русские, какими были до семнадцатого года», – и то нам было нелегко.
>> Фразу эту я хорошо помню. Ее произнес Жданов в том самом знаменитом своем докладе, в котором он клеймил «подонка и злопыхателя» Михаила Зощенко.
>> Произнося ее в назидание отставшему от жизни «мракобесу и хулигану» Михаилу Зощенко, он, разумеется, и думать не думал, что этот самый Зощенко был первым (если не единственным) писателем послереволюционной России, который задолго до того, как слово было найдено, осознал и выразил в своих книгах, что мы не те русские, что были до семнадцатого года.
В целом, книга интересная и заставляет задуматься. Также способствует чтению и пере-чтению цитируемых (и доступных на этом сайте) книг.

kelle про Сарнов: Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. (Психология, Философия) 27 06
Ну что сказать - мощная книженция. Охват темы. Наблюдательность. Эрудиция, само собой. Роскошь цитат, и все в тему. Затягивает.
Но стоит отложить сие творение и перечитать самого Зощенко - ту же "Голубую книгу" или "Возвращенную молодость", так обильно цитированную - как морок спадает. Рассыпается вся мрачная картина "упрощения" и "аморальности", так тщательно рисуемая Сарновым. Нету никакого "единственного в истории" "тотального разрушителя" и "капитана Лебядкина". Есть просто гениальный писатель, любящий людей, грустный от их несовершенств и изо всех сил старающийся сделать их лучше.
Вообще, при всей своей мощи книга Сарнова удивительно провинциальна. Какая-то в ней чувствуется истеричность старой девы. Ну никак у него не получается уболтать меня на то, что Зощенко, Заболоцкий и обериуты - это "деградация" чего-то такого ужасно хорошего, что было до. Достоевский и "оригинальный мыслитель" Леонтьев не помогают.
Думаю, железный занавес сделал тут свое железное дело. Даже умнейшие люди в СССР были поразительно не в курсе того, что существует в мире. Все эти ламентации об "обезьянах в храме", о перемешивании социальных страт и "новом языке" - это все зады того, что в остальном мире прошли и проехали за десятилетия до Сарнова. Все это было везде, и везде это пережили, не померли. Сильнее стали. А большевики со своей революцией тут почти ни при чем - они только слегка ускорили то, что и без них никуда бы не делось.

Птица Воробей про Сарнов: Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. (Психология, Философия) 21 06
Великолепная книга. Все о пишущих и читающих. Очень тонкий и точный анализ новой (уже не очень новой) категории читателей. О писателях, которые просто вынуждены писать, ориентируясь на эту категорию. Очень все грустно. И необыкновенно интересно.