Поляки-то славяне, но язык их (всё шипят, шипят.. Чего шипят? -- Старуха Изергиль, по памяти) имеет много заимствований из немецкого. Они и в украинский попали: гетьман -- гауптман.
Да вот писал я не о том. Доктрина ксендза Калинки (тогдашний Бжезинский) -- оторвать малороссов от москалей. Это извечная борьба русских с поляками за главенство в славянском мире.
«Между Польшей и Россией живет многомиллионный народ, ни польский, ни российский. Эти люди —не поляки: ни по происхождению, потому что изначально говорили на другом языке; ни по вере и воспитанию, исподволь исповедуя собственные. Не стал этот народ поляками и в результате общественного развития, поскольку Польша упустила случай сделать его таковым вследствие слабого влияния своей культуры. Польша ассимилировала и привязала к себе наиболее образованных и удачливых из них; прочих же — несравненно более многочисленных — оставила на произвол судьбы и предоставила влиянию других. А поскольку к тому же дала им страдальческую жизнь, то неудивительно, что хитрые чужаки воспользовались этим. Правильно это или ошибочно, мудро или неразумно, плохо или хорошо для Руси — вопрос другой; факт остается фактом, что русин не хочет быть с поляком, часто его ненавидит. Если поляк не смог привлечь его и переделать в себя подобного во времена, когда имел власть и силу, то тем более не сможет сделать этого сегодня, когда он ослаб, а русин стал сильнее. Русин сегодня стал сильнее потому, что более энергичен и национально сознателен, потому, что ослаб польский фактор, притупленный влиянием российской власти; сильнее, наконец, вследствие роста демократических тенденций, поскольку общество, лишенное чужеродных элементов, имеет тенденцию к стихийному подъему даже если не предпринимается никаких усилий по его демократизации, расширению прав, отворению ворот к жизни. Так что если в прежние времена это не произошло (т.◦е. переделать русина в поляка не удалось), теперь сделать этого тем более не удастся. Правда, еще в недавние времена каждый просвещенный русин, как и мы, был польским патриотом, а скрытая ненависть в сердцах — исключением. Тем не менее, между его настроениями и настроениями общества в целом должно существовать естественное притяжение, вследствие чего времена патриотического единства могут вернуться, однако это произойдет не скоро: так человек, утративший наивную детскую веру, может вновь обрести ее, испытав душевные муки и мысленные терзания, но уже не бесхитростную, врожденную, каковой она была, но основанную на убежденности, наверное, более сильную и стойкую, но в чем-то иную.

Сельский люд пока еще не проникнут национальным самосознанием, но не любит ляха как господина, богатея и иноверца. Просвещенные русины ненавидят ляха еще больше, чем простонародье, и в этом солидаризуются с последним. Все вместе, они находятся материально под господством, нравственно же под влиянием России, которая говорит похожим языком и исповедует ту же веру,— или невольно обращает в нее безразличных и немыслящих, упрямых же насилием и кровью заворачивает,— той России, которая [именно] себя называет Русью, провозглашает освобождение от ляхов и единение в славянском братстве, и при этом раздает земли и леса ляхов, где может, и обещает их повсюду, где раздать еще не может. Одним словом, на наших глазах дело идет к проигрышу во второй инстанции того исторического процесса, который начался при Казимире, затем был продолжен Ядвигой и привел к продвижению западной веры и цивилизации на 200 миль к востоку. Контрнаступление Востока на Запад, начатое бунтом Хмельницкого, катится все дальше и отбрасывает нас к средневековой границе [династии] Пястов. Окончательный приговор еще не вынесен, но дело обстоит хуже некуда.

Как защититься? Чем? Силы нет, о праве никто не вспоминает, а хваленая западная христианская цивилизация сама отступает и отрешается. Согласиться с этим и с опущенными руками смотреть, как „каждый раз надвигается новая шипящая гидра, расстилая вокруг дикое царство пустыни“ (неточная цитата из: А.◦Мицкевич. Конрад Валленрод. Повесть вайделота: 1010, 1012.)? Но нет! Тот, кто чувствует себя подданным Ядвиги и Батория, кто знает, что в нем быть должен дух Жолкевского; кто не просто понимает, что должен быть достойным их, но знает, что быть верным им — его обязанность, тот не даст забрать без защиты того, что они Богу, Костелу, человечеству, отчизне добыли: будет защищать до конца, потому что пока живет, ответственен за это. Пусть тех, кто недостаточно защищал дела отцов своих с оружием в руках, благосклонно судит Бог, а нам следует это защищать, пусть даже мы ничего не имеем и не можем.

Где преграда против этого потопа, который, порушив все нравственные права, сорвал и материальные замки и катится, сбивая все на своем пути, несется неостановимо, приближается и однажды затопит всё вокруг? Где? Быть может, в отдельности (читай: сепаратизме.) этого русского (малорусского) народа. Поляком он не будет, но неужели он должен быть москалем?»

Перевод мой, мои же внутритекстовые комментарии в скобках. Появятся сомнения -- могу осчастливить оцифрованным оригиналом. (Это я вспомнил Ваше насчет Каревина: " даже в цитатах полная лажа". Некоторые из этих цитат я навскидку сверил с источниками. Катит...)

Довелось мне побывать однажды на Боржаве, под Мукачевом. Заговорил со мной попутчик -- понимаю через слово. Ну ладно, думаю, это они омадьярились. Приезжаю на базу, а там детей из Ужгорода оздоровляют. Воспитательница им: "Скорше, діти, скорше!". Побазарил при ясной луне, да под рюмашку, с местным охранником. У персонала базы его погоняло -- Стрийко (местн. брат отца; мужик этот приходился таковым директору базы). И т. д, и т. п. Наслушался я там этой однородной мовы. А на вашей харькОвщине братьев матерей вуйками зовут? А файні дівки є?
Что касается непограничных областей, то говорят там на более или менее разных вариантах суржика.
Но Каревин-то пишет не о разговорном языке, а о целенаправленной (по политическим соображениям) трансформации, или, скорее, деформации письменного, литературного укр. языка. Но беда не только в этом:
„Любиш свою мову — ненавидь мову ворога. Вчуєш ворожу мову з милих уст — одцурайся їх. Умій ненавидіти. Коли мова у нас іде про Україну, мусимо оперувати одним словом — ненависть ворогам її. Бо Україна тепер це щось таке невідоме, оточене ворожістю. Де найбільш ворогів — там шукайте Україну. І мусим шукати свою Україну — цеб-то ненавидіти її ворогів. Відродженнє України — сінонім ненависти до своєї жінки московки, до своїх дітей кацапчат, до своїх братів і сестер — кацапів, до своїх батька й матері кацапів. Любити Україну — значить пожертвувать кацапською ріднею, пожертвувать любов’ю до діяльности земства "на полі народної просвіти"… Любов — ненависть, і любов — подвижничество. Ненависть така творча стихія, яка нам уже дала незвичайні зразки поезії, невмирущі, вічні (имеется в виду творчество Т. Шевченко). З ненавистю можна прожити з більшим захватом, ніж що інше, не кажучи вже про те, що ніякої поезії в половинчастій, компромісовій і полохливій любови ніколи не знайдеш“ (Сріблянський М. [Микита Шаповал] Апотеоза примітивній культурі // Українська хата. 1912. №6. С. 350—351).
Україна понад усе! (тобто über alles!) Смерть ворогам!